"Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам”. Лучшие лужи – в пятницу.  День особенный. Краски под вечер  наполняются цветом, а в ночь  они закутаны в  шорох ветра. 

Вот я и дождался двух событий вместе - весны и конца недели. Время сейчас около 19.00.  Железяки «Тайменя»  звякнули на пути к вокзалу. Я тороплюсь на  черную речку. Ночью все реки - черные. Маршрут воды взял  из книги  Василия Журавлева и Федора Сабодаш-Радько.

Покидая очаг,  вынул палатку со спальником из рюкзака. Эта ночь –  не для сна. Буду юлить в корчах, воевать завалы  и слушать лай на  короткой Титовке, что бежит возле станции Пуховичи.

Я закрыл дверь на ключ в два оборота и подумал: «Скоро обернусь, не успев в природе, как следует, расположиться. Так зачем же туда?» И себе ответил: «Вязаный крючком  туман, рыхлое пятно  фонаря и большая нескладная ночь, как рубаха на вырост, – это суть, в которой полагается ничего не упустить».

Итак, весенний Минск, 22-ое апреля 2011-го года. День рождения вождя пролетарской революции.  Я подумал: времена вождей сменили механизмы  и приборы. Теперь пробуют вести они. На башенных вокзальных часах  20.00. Мой навигатор GPS оживать не хочет. Карта спутников зелеными точками не горит. Вместо перрона  показывает  Кандалакшский залив, где закончил с друзьями поход прошлым летом.

До отхода электрички несколько минут. Сухо под крышей платформы N 2.  Нет дождика  – не будет в дороге  благоволения.

   Тронулись.  Люди на  колесах  чуточку счастливей.  Дядька подсел:”Выпей со мной. У меня есть”.  На отказ не обиделся. 

Железные колеса за пределами Минска. Окна тускнеют. В небе - хоть бы звезда. И что  меня дернуло в ночной поход?  Не иначе – бетонный городской холст. А где прямые  линии и углы – там по О. Генри «нет ничего естественного».

В вагоне движение: "…электричка на Барановичи ?”

- Вам в обратную сторону.

Про себя отметил: «Мой вагон катит, куда надо».

   21.37. Станция Пуховичи. С упаковкой на колесах я подался к реке.  Тротуар  прерывается разъездами. Колеса – трах-тарарах – летают вверх и вниз, а я додумываю план: как умней сплавиться по Титовке. 

   22.00.  Первый мост. Машины густо через него. Я не перешел, а свернул к берегу и стал мельче дышать. Воздух невкусный. Хозяйственное мыло и хуже: что-то издохло.  Потянуло отходами долгой зимы. Скоро приблизился  к плотине. Парни c девушкой пытливо:

- А ему  что надо на нашей территории?

А мне нужно многое.  И первое – встать на речку, что освободилась ото  льда. 

Осмотрелся. Неуютно здесь, а еще и другое:«Соберу байдарку и… сразу  - завалы:  все,  что в обычае узкой воды.  Пойду  к  дальнему мосту».  Колеса запрыгали по кочкам пустыря.  

Уперся в забор. Тропинка под него. Мысль, что ночь проблуждаю с упаковкой-«тачанкой»  по Пуховичам,- много позабавила. Вдоль забора - скос в озерцо.  Я пронес байдарку по  косогору. От груза и стараний вышибло пот.  Я подумал: «На  Титовке отменный туман.  Он охладит». 

   С вязкого пустыря выбрался на плитку тротуара. Подумал: «Первый подход к реке был пробный». Включил навигатор GPS.  Глянул в экран: «…спутники не ловит, а на Кольском п-ве  исправно работал». 

Колеса тарахтят за спиной.  Так весело стучат, что будет подвох. Шагаю размашисто и часто меняю руку – млеет. Поравнялся с подсветкой здания: "Академия наук”. Изумился вывеске. И вдруг …  GPS ожил. Все же науки – «ведьмы те». Спутники мигнули зеленым. Экран высветил карту Марьиной горки и точку, где стою. До бетонного моста  еще порядком, но главное – могу себя «наклеить» на местность.

Тротуар оборвался, а с ним - и освещение. GPS подсказал: дорога рядом. 

Зернистый асфальт. Иду минут сорок и думаю: «Скорей бы зачерпнуть веслом».  И точит втихомолку мыслишка: «Хорошо ли, что спальник и палатка – дома остались?». Голос  в ответ: «Для чего живем?! Это правильно – пощупать темноту».  Так в сплетение мнений иду. Ослепят фары, чтобы глаза не привыкли к темным краскам.  В небе ветер.  Заслонка облаков несется к цели.

Позади смех. Девчата легким шагом  наступают  на пятки. Я оперся на байдарку: «Отдохну». Не теряя времени, глянул в  GPS. Эта штука вызывает симпатию. Шлю позывные, и космос человечно отвечает. Прибор показал: «Ты у цели. Мост - на носу». Перед мостом развилка. Всплыл на ум рассказ О.Генри и понятная подоплека: куда не верни – исход один.  А все же, давай рассуждать. Если прямо по улочке - часть завалов смело вычеркивай. Но !!! Собирать «Таймень» под лай околицы… Непроглядно там. Я повернул к мосту. Так  лучше будет. Твердый  сход к воде. Какой-никакой - фонарь. Территория ничейная – без хозяев. 

Я не только оставил палатку дома, но сменил сапожки ПВХ на длинные болотники, и -  угадал.  Ночью в болотниках отрадно. 

23.00. У опоры моста выбрал, где  суше.  Под берегом дерево. Вода журчит и ныряет. Этот бег за ночные кулисы сразу добавил нетерпения. Пальцы побежали по узлам развязывать упаковку. Стихийно возник мини-субботник. Битое стекло - в сторону. А вот, камень из земли…-  с ним буду мириться. 

Звуки под фермой моста гулкие.  В  «акустической трубе» осыпался  грохот  грузовика. Пар и щелканье теченья. Я нашумел, вынимая каркас. Машина на мосту затормозила. Нет… проехала дальше. Я стараюсь быть незаметным.  Это правило ночи: раствориться и – ни гугу.  Тогда ты в ее правах.

Сыро и зябко. Старый прямленый каркас упирается, не хочет быть собранным. Что у него на уме ? Теплые карельские пороги, да соль морской волны, что корябает поверхность трубок. Я вытряхнул гардероб из рюкзака. Стал истово утепляться. Девичий смех прыснул над головой. Прошли гурьбой поверху. Может, и весна неторопливая от того, что не торопятся они.

Придорожный свет жиденький.  Под мостом – ни зги.  Личные вещи светят ярче. Я включил фонарь. 

Не звездится. Грех зимы не вышел из рук. За долгие снега  я отвык собирать байдарку. ПВХ-оболочка задубела. Каркас вошел туго. Я не смог его полностью  стыковать.  «Таймень» будет шаткий. По мосту прогрохотала машина.

Напоследок  окинул сборочный пятак.  Никакая вещица не запала в темноту. Все на месте. Торчащий камень  - тоже.  Он не помешал. Пожалуй, и все, что углом – можно обойти.  Но не минешь задачи, что  зовет и толкает.  И я войду  в распущенные косы ручьев и ведьм.  И ничто не изменится в этот час. Ночь – материя без времени. Время – грех.  Потому плох день, но прекрасна ночь. Кто торопит других – грешник.

Где  же спускаться ? Берег крутой.  Хочу разбега.  «Да нет…  - говорю,- пора, Петрович, быть  степенней.  Вливайся тихо податливой проволокой. Растворись металлом в мутной «царской водке» Титовки. И так  бестелесным  - до первых петухов».  

Потянул байдарку по ложбине  косогора. В хляби под ногами зарыто достоинство: лодка легко скользит.  Свернул  в ломкий прошлогодний тростник. С бугра вниз и… в топь. Налег грудью на байдарку.  Прорвался к воде. Под ногой почуял опору. Дно - твердое, устоявшееся за вечный срок. «Таймень» въехал в воду  чистым изнутри.  Скоро в нем будет всего: черный скрученный лист,  сучья и кислая кора.

Перевалился в байдарку. Отчалил. Пусть простит меня ночь за порчу  покоя острым предметом – «Таймень». На часах: 00.40.  Сделал гребок и… наискось дерево. Заняло всю дорогу. Сучьями в воду и вверх.  Фонарь вырвал верхушку. Та ушла на берег в темноту. Нехотя вылез. Поволок «Таймень» посуху между  корчей.  Под старой травой хрустнула  старая бутылка.  Мусор под ногами мало волнует. Надо сберечь глаза. В тумане сучья остры. 

- С  почином, Петрович !- поздравил с первым обносом. Прежде,  чем ссунуть лодку – всмотрелся: черная резвая вода. В ней -  душа,  и шум ее – нить работы, которой повязаны все мы.

Что-то жуткое  вырвалось из недр. Вода содрогнулась -  утки. Не гребу.  Пусть водица гребет и наносит  на что-нибудь.  Байдарка уперлась.  Включил фонарь и полез в нос. Что-то сплелось остатком вяжущей силы. Я вернулся на место. Пора быть ломовиком.  Принял в сторону и с хрустом пролез. Ветки и паводковую сбитень-траву выбросил прочь. Вода – не дай бог оказаться за бортом.

Правый берег – гребнем в мутное небо. Левый – не различимый. Низкое - всегда  хитровато и не видимо, пока серьезно не напорешься. Мулит глаз одиночка-фонарь издалека.  Неоновый свет расшевелил одиночество.  Первый его обхват - сердце стесненно пискнуло. Берега ушли. Вода по кругу. Безбрежная вода. Куда идти? Короток луч. Вязнет фонарь. Чудится-мнится сужение.  Вплываю в дерева падшие и накрененные. Хрустнуло под днищем.  Рыскаю по сторонам. В луче  нет предметов. Кажется, я втянулся в  пласт, где бродят зыбкие реки, смыкаясь в нестройную вязь.  

Тронулся наугад. Русло – едва полунамеком. Забито тишиной. Проводом без тока на восток. Ровным тоном гудит шоссейка. Внезапно - вибрация. Что-то рядом.  Умерил ход. Потянул воздух. Зрачки заподозрили предмет.  Скромно «дзыгает» верхушка топляка. А где-то в ее такт съезжают ледники, и влажный ветер врывается в пустыню. С понятной  опаской объехал.  «Да что я… взялся  грести ? Пусть тянет теченье». 

Когда ты быстр – движения точны. На медленном ходу, как в дырявую лодку, в тело сочится дурман. Я теряю тепло,  совею. Замок рукав. В голову  - туман. Белые фигуры вплывают в мыслительные тоннели.  Голова тяжелеет. Голова – два пуда. Голова опрокинет небо.

Время и координаты «уехали».  Звуки угасли, лишь - брех собак. Но… чу - новый шум. Быстряк вынес к мостку. Я отгреб чуть назад, не даваясь воде, ее напору. Видимость - ноль. Бурлит горласто. Тащит вперед.  Я сместился байдаркой вправо.  В корму тыкнуло бревно.  Попятился влево - уперся сук.  Невидный слив рокочет.  Вода рвется из-под лодки.  Ей доверишься - накажет. Обратным гребком держусь посередине: «Что ж делать?». Причалить некуда. Промерил глубину. Весло ушло  – глубоко.  Берега напряженные скрытные. Разлапистые кроны над водой. И нет луны. Я плотней  шляпу и - в «стог» дерева. Байдарку обдало треском.  Под ноги посыпались сучья.

Вылез у края мостка. Прочистил ближний слив. Сунул лодку и впрыгнул на ходу. Живо пронесся по струе. Оглянулся довольно: «Знай наших ! Обнос не понадобился». И спокойней заключил: «…уж нет, не осталось  ничего зубастого. Великое динамо ночи искрутилось на угольный порошок».

За мостком вода запуталась в деревах. Я потыкался и задним ходом выпорхнул на чистое. Посмотрел в шумный слив на середине. «Хорошо, что  туда не пошел». Вдруг «рвануло» метрах в двух, и  - гвалт.  Я вздрогнул, пригнулся. Снова утки - на взлет. А зачем удирать ? Сметливая утка шмякнулась обратно,  чуть ли не в борт. Повезло – не в меня, а то бы - обделала.

Перекрестье стволов.  Я вылез. Дернул байдарку через них. Примерился  к корчу и дальше шагнул.  Подо мной – шипящая переплетенная вода. Подумал: «…Глухое время. Когда люди  в кроватях – они безвредны для планеты. Она от наших  трудов отдыхает. Потому-то - благодать для нее и тех, кто тянет свой путь». Я с подъемом продвинул «Таймень», побежал руками по бортам и  впрыгнул. Корма подсела на ствол. Я «клюнул» носом вперед.  Байдарка втянулась в пресный туман. 

За час  я освоился в Титовке.  GPS в гермомешке - глубоко.  Вынимать не буду.  Неопределенность взвешивает точней «мясо» ощущений.  Крадусь кончиками ресниц и  моргаю. Незаметно  изменил принципам и взялся бурлить. Слепые виражи… Лопасть сминает мякоть черноты. Как грубо бьется пульс в этой рубке! Что нужно в этот миг еще? Ветка царапнула остро по щеке.  Другая – сбила шляпу.

Пора бы кое-что осмыслить. Тьма проникла в глаза,  поставила в уголок кочергу, исказила предметы. С «кочергой» берега и лодка  удлинились.  Лишь корчи не даются чертовщине – мертвы и надежны. В них нет ни зла, ни добра, но я нарушил завет – не спеши. Я скорость имею. 

Плотное глухое – деревья из воды. Эту цепь вряд ли пройти.  Наехал и застрял в баррикаде.  Надавил топляк. Нога в болотнике  провалилась. «В пролубку»,-  сказал бы дед Яков. Я выдернул сапог, подался назад и – байдаркой в брешь.  Подкинуло, накренило. Пошатнулся и проскочил.

Замлела чудовищно поясница. Дольше сидеть невозможно. Я покачнулся, разминая спину. Проку мало. Нужны другие хитрости. Нужен сон. Я голову - вверх. Вот где – постель. В небе  ровно и глухо. И ни черточки там не прибавилось  о моих километрах - тех, что позади.  Более сочувствующий надсмотрщик  - время. Но нет его. Я лисичкой замел след. 

Студено заныли колени – еще один жалобщик. Ладони холодной сваркой приварились к веслу. В мозгу выпукло мерцает «восемь». Столько километров от моста до устья.  На Свислочи будет шире и светлей. Жужжит шоссейка за километр. Я цепляюсь за звук и хочу на берег. Хочу плечами огреть землю.  Кровь успокоится,  густея в тумане. Так лежать и лежать, вбирая холод и ясность мыслей, да и приподняться с луга дрыжиком хрустящим, словно не уставал.

Прорезался бетонный мост и темное двухэтажное строение. Вода громыхнула по бетону.  Побежали звонкие быстряки. Косой ствол вынырнул врасплох.  Я разминулся и провел с собой «политбеседу».  Пора на сушу. Нахватался я реки – «наелся». А выбраться трудно. Берега обрывистые.  Летом обнажатся комариные низины. Но сейчас…  Обманываю себя. «Поворот – говорю,- и причалю». Мощный толчок сотряс корпус.  Байдарка вкопанная. «Что такое?!».  Подловил корча. Глубина и напор. Я кинулся в нос по рюкзаку, через шпангоуты. Слышу - корч под ногами.  Не хороший острый – в масть мелких передряг. Я назад - в корму. Сел задом наперед. Резко – аж хрустнуло в плече - врубил гребок. «Таймень» сдернулся. Мгновенно оценил - шкура не пробита. И меня несет. Десять минут иду на «пониженной передаче». Просветлело, но это – не рассвет. Небо дало трещинку.

Кочерга ночи шевельнулась в глазу, и Титовка вильнула  в лес. Туман обжег щеки. Я наддал веслом. Хочу согреться, и снова - удар. Снова «политбеседа», и включаю фонарь. Все возвращается «на круги своя». Фонарь пробивает белый тоннель. Скребусь мышью. В голове  разросся, качается колокол. Я таращу глаза и с трудом сохраняю равновесие. Где-то вновь шумит, но это не в реке - в голове.  Это сон мой шипит униженной гадюкой. 

Высокие деревья. Течения нет. Недвижная вода в корнях. Вдруг чувство ока, что  пристально изучает. Взгляд в спину следует.  Чья-то наволочь пошарила во мне. Я вздрогнул, обернулся. Ужас коснулся  висков. «Неужели -  пуглив?».  Ускорил ход и… - третья «политбеседа».

Обрыв и сосны вижу отстраненно. Картинка поменялась. Теперь дрема –  явь. И трудно сказать: где я на деле. Налагаю слова из описания на вид, что имею. Сходится.  Значит, устье Титовки рядом.

03.20.  Слева открылся рукав. Это Свислочь.  По часам - ночь, а будто и не ночь. Над лугом она – бархатная светлая, как вымытый пушистый пес. По «проспекту наяриваю» в полную силу.  Кусты с берега. Виды знакомые с детства на Днепре, где отец ловил рыбу. Ловил голыми  руками под ветками и в корчах, выбрасывая плотвицу и ерша нам с сестричкой на берег. 

Быстро взял несколько поворотов. Косые рогатки из воды. Я взломал веслом воду. Задушил скорость. Сам тяжело дышу. На минуту пришло тепло и быстро удрало. Предутренний час - время, когда небо забирает  энергию  с туманов и болот. Мне бы валенки и тулуп, и причалить к чахлому бережку. На высокий - ноги одервенелые не взберутся. 

Недавно казалось: темень – мертвый лист, а -  не так.  Ночь – государство, и службы работают строго. Приливы-отливы мрака.  Из дегтя его  выплетается нить,  что вяжет предметы. Зацепит, прикружит и тянет. Этому знак – тоска. Потемнело. Я  на часы, и понимаю потрясенно: это все еще – ночь.

Поворот.  Деревья и сужение.  Выворачиваю и выворачиваю. Обогнул по кругу: выхода нет. Где течение? Куда пропало? Я вышел из кольца обратным путем.  Достал GPS. Пока прибор входит в режим,- взглянул на реку и вздрогнул. Есть течение, и  нос мой - по ходу движения. Ловушка исчезла, а была ли она? После мрачного леса и нелюдного взгляда - несу в себе мистику. 

Петли по лугу, будто путаю следы. Большие амбары. Яркий  фонарь, и нет совсем людей.  Почему? Я забыл в который раз, что пятничная ночь продолжается. 

4.00 Бетонный мост. Здесь я причалю и растянусь на бугре. С тех пор, как покинул электричку –  не отдыхал. Но что-то не так. Руки продолжают грести. Значит, во мне – два хозяина. 

Вспыхнул матовый капроновый футляр, в котором лежит GPS.  Цветом фиолетовым охватился  и погас. Это – последний привет, знак, что GPS - разрядился. Холод и сырость забрали энергию аккумулятора. Вот теперь, я одинок. Заштормило. Вода тихая, а меня колышет.  Гребу, раскачиваясь. Так  борюсь со штормом. Одна лишь осечка и пытка – мир в глазах пресекается.  И шторм пытается байдарку опрокинуть. «Ничего не получится,– говорю ему,– я все вижу».

Костер

4.30.  Слева лес. Метровый обрыв. На него можно выбраться. Байдарку наверх. На бровке дороги разжег костер. Положил на песок с иголками коврик ПВХ. Лег набок. Глаза ластятся к свету дрожащего пламени. Топорик возле руки. Утро сумеречно  наползает. Чутко  слушаю тишину и огненный треск. 

Очнулся от шагов. Парень-рыбак с собакой на поводке: 

- Ваша шапка сгорит.

Я подвинулся от костра и  забылся в набрякшей Титовкой дерновине сна.  «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам»,- последнее, что пронеслось. Все же ночь меня опрокинула. Я «упал» весь, как есть, в туманную вешнюю Титовку.

17.06.2012  

Олег Воробьев

Минск